Я собираю камни

Мне холодно, не зажигай огонь.
Ещё не умер дождь —
Откройте стены.
На лобном поле — бороздой ладонь,
Где реки вен живучи и нетленны.

Я собираю камни — будем греться.
Не слушай стук —
Нет капель у дождя.
Коль не дано на посох опереться,
В глазах найдёшь солёный вкус питья.

И если холм поднимется до света,
Не спрашивай, где я,
Не зажигай свечу.
Я кремень дня насечкою ответа
На каменной земле согреть хочу.

Отражение

Высохли все родники —
Только колодцами глаз
Смотрит в меня пустота.
Вспомню ещё не раз —
Каплей на дне — высота.
Как мне взойти туда?
Сколько в себя не смотрю,
Нет у колодца дна.
Кто же воды попросит,
Если камням верна,
Даже слезы своей просинь
Не достаю со дна?

Ты ищешь царевну Будур?

Ты ищешь царевну Будур — а иначе зачем эта крепость?*
Древний город Дербент за стеною спускается к морю.
Жаркий день растекается зноем, и смягчая свирепость
Отшумевших веков, хором звонких цикад время тешит и нежится
                                                                                  вволю.
Я, наверное, пленница тоже.  Крепостная стена бесконечна.
Вязь старинных магалов** уводит к кладбищенской воле.
Сквозь бойницы стены смотрит море легко и беспечно,
Словно нет потаенных глубин, словно вóды не ведают соли. 

Древний Рим — ещё  отрок на коленях седого Дербента —
Сладко дремлет под тенью платанов, доныне шумящих  у моря.
Я стою на высокой стене, на ступенях горячего лета,
Раскалённая память столетий обжигает нечаянной болью.

Стон хазарских набегов и алчность персидских династий,
Золотая Орда, ширваншахи, халифы, эмиры...
В оспу каменных плит замуровано бремя всевластья,
Под ладонью твердыня горит — остужу сумасшествие мира.

Через марево дней пробирается к тайне паломник,
Сорок верных сподвижников верность пророку хранят***.
Саркофаги камней — над покоем  каменеломни,
Рукоятью кинжалов надгробья над миром молчат.

Станет карой любовь, позабудь о Будур, неутешный.
Память родины больше, чем летопись дат и утрат.
Нет сильнее вины перед домом — лишь  время безгрешно,
Потому оно ведает тайны и не знает дороги назад.

* Крепость Нарын-кала в Дербенте, одном из старейших городов мира (пять тысяч лет)
** Старинные узкие кварталы одноэтажных каменных построек
***Место паломничества на древнем кладбище Кырхляр в Дербенте — мавзолей сорока асхабов, сподвижников пророка Мухамеда.

Забыла

Забыла о себе… И впрямь — большое диво…
Всё просит слов и смотрит мне в глаза.
У жизни нет весеннего разлива —
Есть над обрывом узкая стезя.

Она ли мне судьбой легла под ноги, —
Сама ли выбирала — не понять.
Был мой Создатель сумрачным и строгим,
Чтоб я познала слова благодать.

Ушла

Ушла… из сборищ лилипутов, из фарисейских блиндажей,
Из пасти властной барракуды, от борзописцев и вождей,
От оловянных глаз фортуны, от смердяковых  на посту,
От послушания безумных, от умных в правильном бреду.

Молчание, кивок, почтенье — спрос не меняется на блуд,
Безликость — верх благословенья и в чине праведника — плут.
Свободный ум — под подозреньем, косноязычен — значит, свой.
В честú — простое предложенье. И то без точки — с запятой.

Искусство — говорить без мыслей. С пеньками горестно в строю.
Не оскорблю их ветвью смыслов — сама до окрика срублю.
И все равно найдётся зрячий — под корень слово подкосив,
Его живое сердце спрячет — получит право на курсив.

Ушла…. к молчанию свирели, забытой песне у ручья,
Слова как будто онемели… Вы — не ко мне, и я — ничья…
Но смотрит высь все той же синью и в руки ластится трава,
Вчерашний день горчит полынью, а новь смеётся: «Ты — жива».

Не утолю
                               
Разве ты ещё помнишь меня, вестник слепых превращений?
На твоем берегу рассыпаются призраки дней.
Одинокие птицы случайных, как взгляд, возвращений,
Задевают крылом утомлённые сны кораблей.

Мокрый камень от  пены морской заслонился  бездонным
                                                                 молчаньем,
Золотистые струи песка променяют твой берег на дно.
Я прощаюсь с тобой, и жемчужины наших свиданий
Буду петь, буду пить, как несбывшейся страсти вино.

Каспий, Каспий…
                    утоляется ль сердце любовью, а небо тобой?..
По скалистым террасам земли я к вершинам  продолжу свой путь,
Чтобы горной рекой обернувшись весенней порой,
Утолить свою боль, своё сердце истокам вернуть…

Настиг... Обнимает

Какие красóты? — пожухлые травы, развалин скользящая пыль,
От щедрой природы — небесные своды да преданный ветру
                                                                              ковыль.
Зигзаги тропинок, цикады в обрывах и жёлтая дрожь тишины,
Спускаюсь с вершины — здесь некого встретить, и дни никому
                                                                             не нужны.

Иду — без оглядки. Здесь страхи наивны, надёжен кладбищенский
                                                                                     мир.
Под шорохом глины  дымится безвинно рожок муравьиных квартир.
Кому моя нежность? Любовь к пепелищу?
                                            Кто в спину мне смотрит?.. Никто.
Просей свои строки, коль родину ищешь, —
                                                         что выдаст твоё решето?

Фантом или быль? Я не знаю, не знаю…
                                    Землёй проросла в её плоть иль травой?
Помедлю… Вздохну… Обреченно спускаюсь.
                              Любовь к пепелищу — бессмертный конвой.
Но кто — то настиг... полоснуло... как больно...
                                  скорей оглянуться… Средь спящих камней
Меня обнимает сиреневой былью все тот же
                                              толстовский бессмертный репей.

Там, высоко...

На каком языке говорит твоя ночь, на каком языке?
Спит короткая память столетий в насечке кладбищенских дат,
Время вязнет шершавой печалью в  наскальной строке,
Осыпается щебнем в ладони грядущих утрат.

На каком языке говорит твоя ночь, на каком языке?
Жарким солнцем утешен твой день, суховейной печалью камней.
Держит вечность ушедшую быль на землистой и тёплой руке,
В поднебесье её протянув, как молитву, чтоб ранить больней.

Семь веков поминают свой дом на руинах мечети Убра,
Подставляют могучие плечи оседающим в землю камням,
И рассветные ветры сотрут им испарину силы со лба,
И наполнят студеной росою тоску по засохшим корням.

Семь веков поминают свой дом на руинах мечети Убра
И читают священные книги кладбищенских дат,
Чтоб, проверив ушедшую жизнь на скрижалях добра,
Сохранить её речь на погосте надежд и утрат.