Представьте, что стихотворения – это некие архитектурные сооружения, сколь ни изощряйся в витиеватостях, надстраивая этаж за этажом, всё способно рухнуть в одночасье, если фундамент был заложен без должного расчёта и усердия.
Что же способно им быть или стать?
Вероятно, чёткое осознание целей, возможностей для их осуществления, способность мыслить логически, самоощущение автора в окружающем пространстве, его неоспоримое право на собственный угол зрения, – всё, что способно вызывать доверие у читателя.
И казалось бы, где вдохновение – эта неясная и неявная, крайне летучая субстанция, и где фундамент – это серое нечто, без намёка на романтику? – Но стихотворения Александра подразумевают и то, и другое: они достаточно лиричны, чтобы вмещать в себя всё неземное и поэтичное, и – в то же время – достаточно основательны, чтобы уверенность в слове его не угасала.
Надежда есть, что утро – мудренее
(проверенное временем клише);
и облачко белеет, как камея –
одно на небе, и одно в душе.
 Знакомьтесь, на страницах нашего журнала – поэт
Александр Маркин
Стук да стук по брезентовой крыше
Стук да стук по брезентовой крыше:
это с лиственниц шишки летят,
это осень порывисто дышит,
и идёт на ветру шишкопад.
Что я делаю здесь, посторонний;
затяжным оказался транзит,
где природа полгода хоронит
и полгода с любовью растит.
Я узнал, что пенёк на поляне
создаёт антураж и уют,
что стакан восемнадцатигранен
и «Тройной» неразбавленным пьют.
Ни цветочка, ни трели, ни девки,
только хвойный настой и отстой
и неровный полёт однодневки
умиляет своей пустотой.
Поневоле сравнишь, поневоле;
не грусти в паутине сети.
Бронепоезд стоит на приколе
в тупиках запасного пути.
В ногах нет правды, нет её и выше
«Нет правды на земле, но нет её и выше»
(Моцарт и Сальери) А.С.Пушкин
В ногах нет правды, нет её и выше,
шуршат крупинки снежные, как мыши;
какое счастье: лёжа на спине
прислушиваться к шорохам извне.
Известно нам, и знают мыши в норах,
что холода предсказывает шорох,
паук – письмо, не спи, ползи, паук,
и книга тихо падает из рук.
Два неразлучных: Моцарт и Сальери,
две тени их колышутся у двери,
одна уголья ворошит смычком,
и печь поёт в дуэте со сверчком.
В бездонной, чёрной оркестровой яме
ночь шелестит пожухлыми листами
последней партитуры октября
и прячет инструменты втихаря.
Она мою покачивает ложу,
набрасывает лягушачью кожу
на чёрное оконное стекло;
пока-пока, пока не рассвело.
Время вешней воды
Ходишь с правой налево вслепую и хуже всего
аритмия поступков и сердца от слова «навеки».
Ночь полна чепухи и тоски о родном человеке;
...и обратно направо, но там уже нет никого.
Круг общения лампой настольной очерчен. Берёшь
книжку с буквами, лузгаешь семечки литер,
давит горло и колет дарёный, неношеный свитер,
ни гроша за душой и души – ни на ломаный грош.
Шелуха. Несогласные буквы скучны и тверды.
Притягательна и бесконечна бессмыслица эта;
в полудрёме капель ожидает прихода рассвета
и сочится из крана, и тикает время воды.
Голубая канадская ель оживляет оконное дно.
Как тебя занесло на пустырь среди сирых домишек?
Мы сравнялись сегодня с тобой по количеству шишек,
как бы ни было это сравнение зло и смешно.
Снег сгорел у дорог и лежит неопрятной золой,
ощетинился ветер заточками сломанных сучьев;
время талой воды и нетленна надежда на случай:
в час, когда годовое кольцо запоёт под еловой иглой.
С закрытыми глазами
Вчерашний день в глазах: слеза с вином;
который час? и не поймёшь – который.
Открыл, закрыл: осенний метроном
без остановок тикает за шторой.
Вздыхает мокрый ветер тяжело,
тягучий воздух залпом не осилить
и, как венецианское стекло,
горит в зрачках оранжевый и синий.
Нет собеседников и мысль сама с собой,
совсем одна на замкнутой орбите,
беседует; шумит сухой прибой,
раскачивая лампочку в зените.
Ни тайн, ни откровений, ни-че-го;
щепа физиологии и быта
летит и годы – все на одного:
предательская, преданная свита.
Уйти в себя и выйти без потерь,
по букве изменяя у глагола:
за ширму век, в таинственную дверь,
в объятия гармоний рок-н-ролла,
что бы босым, на ледяном полу,
коснуться дрожи этой жизни, аще
ты есмь и тем причислен к их числу:
боготворимых и боготворящих.
Календарная зима
У меня аллергия к полётам во сне
и стучит клапанами движок;
лучше ты прилетай, дорогая, ко мне –
я огни для посадки зажёг.
За оконцем моим у зимы в кабале
ждёт тебя лиукийский самшит –
неожиданный дар неродимой земле
просто так умирать не спешит.
Ах, какая настала зима – чудеса:
оживились собаки ничьи
во дворах, и чиста от дождей полоса,
и опять побежали ручьи.
И по руслам и – без, и смущает умы
этот зимне-весенний мираж –
вот бы снова взлететь, на глазах у зимы
заложить сумасшедший вираж.
За чертой облаков далека-далека
на одну из небесных дорог
ляжет тень, а вокруг – облака, облака,
ни границы, ни дна, ни тревог.
Обретём в траектории мёртвой петли
неземной запоздалый покой,
и в просвете мелькнёт мир далёкой земли
перевёрнутый чьей-то рукой.
Московский жаворонок
Будильник не звенит, законный выходной,
сна – ни в одном глазу, проклятые привычки,
немыслимая рань и мысли – ни одной;
в борьбе с вечерним сном поломанные спички.
Вот-вот зажгут в домах соседнего двора
стеклянный отсвет свой небесные светила:
прекрасное, как Феб, и древнее, как Ра,
и в блеске жестяном родимое Ярило.
Волна семи холмов в порту пяти морей
тихонько бьёт о пирс жестянками от пива,
где в «Алых парусах» живут Ассоль и Грей,
и тягостно с утра от Клинского розлива.
Не медли и откинь вчерашний день и плед,
и жаворонок твой взлетит со дна колодца
домов и в небесах инверсионный след
возьмёт, и завтра в пять опять к тебе вернётся.
Из солнечной печи, с изюминками глаз,
в забытые года воссозданный из теста,
он возвращался вновь, и улетал не раз,
казалось навсегда – но не находит места.
В четвёртое кольцо пытаясь втиснуть торс,
мой город шевелит со сна затёкшим телом;
плечо щекочет плед, и чужеземный ворс
в разрез белья глядит – на белое на белом.
Тень
Тень из-под ног легла прямым углом
на цоколе. Проекция бесплотна.
Один мазок – и скрытый твой надлом
вписало солнце в серые полотна
ветвей и стен. По линиям теней
гадает дом прохожим: без корысти.
Кустарник, поэтических корней,
сорит листами. Листья, листья, листья.
Знак тени восклицателен и крив;
как ни крути – ты часть его и точка,
пусть отправная. Где же твой призыв?
и, что бы крикнуть, горка или кочка?
Знакомый двор, в авоське из теней,
готов к отправке за пределы лета;
я буду ждать на привязи – своей,
как и она, зависимый от света.
Что нужно тем, кто солнцем превращён
в простые тени: прикоснуться к людям,
поверить, что любимы и ещё
поверить, что кого-нибудь полюбим.
Достойный результат: один-один,
бой с тенью дилетанта-словоблуда;
и трёшь виски, как лампу – Алладин,
надеешься и ожидаешь чуда.
Лилианна:
Александр, приветствую Вас на страницах нашей Гостиной, располагайтесь поудобнее, вопросы мои чаще спонтанны, чем подчинены какой-то очерёдности, и первые будут вот такими:
поэт Александр Маркин в сети и поэт Александр Маркин в реальной жизни – есть отличия? И что сейчас такое, по Вашему мнению, Интернет для человека творческого: возможность выйти в люди или то, что, как раз творчеству не способствует? Впрочем, я не ограничиваю ответ только двумя этими противоположностями, расскажите, как Вы всё это ощущаете.
Александр:
Здравствуйте, Лилианна!
Поэт я или не поэт, об этом я не задумывался по причине полного отсутствия тщеславия в силу зрелого уже возраста и востребованности в своей профессии строителя. Как человек, пишущий стихи, и в жизни, и в сети, по большому счёту, я сам от себя сильно не отличаюсь. Да и повода к такой раздвоенности не вижу. События, которые дают толчок воображению происходили со мной и мне остаётся только облечь мысль в слова и придать стихотворную форму.
Что же касается Интернета, то у меня никогда не возникало сомнений в его положительном влиянии на творчество и это не голословно, т.к. подтверждено моим личным опытом. Имея кое-какие навыки нежного возраста, затем, в течение весьма продолжительного времени я не заморачивался сочинительством, и только, ознакомившись со стихотворным творчеством авторов на поэтических сайтах Интернета, я увидел, каких высот может достигать поэтическое слово, какие ответные чувства вызывать. И эти слова и чувства дали и мне толчок к собственному самовыражению через поэзию.
Лилианна:
Александр, говоря о Вас – поэт, ориентировалась на свои собственные ощущения, могла бы сказать «автор», но всё же – поэт. Представьте на минутку: Ваша жизнь – большой дом, что в нём Поэзия? – особая комната, окно, чердак, лестница, дверь, может быть, что-то иное?
Александр:
Если сравнивать свою жизнь с домом, то Поэзия для меня другой дом – небольшой, загородный, построенный собственными руками, с приусадебным участком, где можно по желанию самому менять времена года, сеять, когда угодно и что угодно, экспериментировать и надеяться на необыкновенный урожай. Конечно, не только прилагая определённые усилия, но и уповая на
небеса. Остаётся, правда, один основной вопрос: как урожай сохранить? И если бытует мнение, что лучшим отдыхом является смена деятельности, то Поэзия для меня и есть эта смена.
Лилианна:
«Своими руками», – хочется повторить, представляя вслед за Вами, Александр, этот дом, спасибо, что поддержали и продолжили довольно абстрактный момент.
Кстати, давно уже для себя отметила – поэты, как правило, очень редко сами себя так называют, словно до последнего сверяют и сравнивают с какими-то своими идеалами, сомневаются: имеют ли они на то право.
Есть у Вас идеалы, кумиры по жизни, те, кто направляет, на кого хочется ориентироваться?
Александр:
С идеалами и кумирами – трудный вопрос. Если кумир – это предмет слепого поклонения, то только мои дети являются для меня кумирами. Если Вы имеете ввиду других поэтов, то их много, и скорее всего всё-таки речь идёт не о людях, а об их конкретном вкладе в Поэзию, хотя бы и в размере одного стихотворения. Но идеал для меня существует, это идеал человеческого поведения. и таких людей множество, для которых фраза «возлюби ближнего, как самого себя» не является пустым звуком. Упрощённая производная этой фразы – «не навреди» доступна и не требует физических усилий.
Лилианна:
Александр, обратимся теперь к фундаменту, к корням, к началу творческому.
Где Вы начинались, как личность? Кто воспитывал в Вас человека? Откуда вообще взялись стихи? Мне всегда было любопытно: как начинаются поэты.
Александр:
Творческие корни я пустил в 1980 – 1981 гг. в Амурской области, куда меня направили служить командиром взвода железнодорожных войск на строительство Байкало-Амурской магистрали. Среди марей и лесов, сначала в палатке, а позднее в вагончике, неожиданно для самого себя, я начал сочинять стихи. Это были не стихи-размышления, а стихи – описание всего того, что вокруг, но я их читал во время праздников в батальоне, замполит посылал их в «Амурский комсомолец», где их не только печатали и даже высылали символический гонорар, т.е. творческому началу способствовало не наличие чего-либо, а, наоборот, полное отсутствие культурного досуга и обычных для того возраста отвлекающих факторов, я имею ввиду женщин и алкоголь. Думаю, в этот период я и начал осознавать себя, как личность, вернее, как человек, могущий делать что-то ещё, кроме стандартного набора: работа – политзанятия – сон – карты.
А про воспитание в человеке человека ничего конкретного не могу сказать. Скорее всего этому способствуют два фактора: генетическая предрасположенность и жизненные пересечения с людьми, которые выше любых других качеств ставят человечность в общении.
Лилианна:
Идём дальше, Александр, расскажите, пожалуйста, о взаимоотношениях с читателями. Важны они в творчестве? Читатель и критик, можно ставить здесь знак равенства?
Идеальный читатель для Вас, какой он?
Александр:
Здесь, для начала, нужно уточнить, чем для тебя является сочинительство: профессией с целью получение благ, дверью в известность и далее к признанию твоего авторитета, средством общения в поэтическом окружении, инструментом для выявления твоих способностей или совокупностью вышесказанного. Для меня важнее проверка своих способностей и, начиная разрабатывать какую-либо тему, заранее испытываешь интерес к конечному результату. И уже по этому результату ставишь сам себе предварительно оценку: «сукин ты сын или не сукин ты сын». А далее нужен читатель, что бы подтвердить или опровергнуть твою самооценку. Я люблю читателя-критика без хамоватых наездов и никчемных штампов. Мне симпатичен читатель со своим, пусть и иным мнением, читатель, который в силу своей заинтересованности, пытается донести до тебя своё видение, и, случается, это даёт положительные результаты. Такому читателю-критику огромное спасибо. Я и сам стараюсь быть таким читателем. Считаю, что, даже для самодостаточных авторов, общение с читателем весьма полезно.
Лилианна:
Спасибо, Александр, есть такая восточная мудрость: не можешь изменить мир большой, создай маленький и правь им. Есть опыт в создании таких миров? А место для романтики в нём\них?
Александр:
Надеюсь, речь идёт не о мире, созданном воображением или виртуальном мире, а о реальных маленьких мирах. Чтобы править созданным миром, нужно в нём иметь ещё, как минимум, одно живое существо. Такие миры есть практически у любого из нас. Это работа при наличии подчинённых, это семья, это любое организованное тобой сообщество, это, наконец, мир заботы о братьях меньших (вспомним миры одиноких людей с их кошечками и собачками). У меня из этих миров – работа, а также семья, где мы, как нынешние политики, давно правим тандемом, и один 18-ти летний член электората, который ещё не создал свой мир и живёт по законам нашего. Романтики в этих мирах хватает, ибо никто ещё не отменял музыку, поэзию, знаки внимания, луну, звёзды, цветы.
Лилианна:
Вы совершенно правильно поняли мой вопрос, именно такого логического расклада я и ожидала. А теперь небольшие штрихи к портрету, отвечайте, пожалуйста, кратко.
Качества Вашего характера, которыми можно гордиться?
– Порядочность и доброжелательность.
Качества, которые всегда отмечаете и ищете в людях?
– В женщинах – женственность, в мужчинах – порядочность.
В чём, по-Вашему, самое простое и понятное счастье?
– В ясности задач и в наличии возможности для их решения.
Хобби, если оно у Вас имеется?
– Музыка стилей рок и блюз, коллекционирование бон, поэзия (если уместно так выразиться).
Читательский отзыв, который Вас искренне удивил?
– Что же такое можно написать в отзыве, чтобы он удивил? Нет, такого отзыва не было.
Место, где Вам всегда уютно?
– Уютно – это, когда не холодно и не жарко.
Фраза, которая могла бы стать девизом для Вас, как для человека творческого?
– Прошедший понедельник не последний и выбор есть с какого начинать.
Лилианна:
Замечательно. И ещё о творчестве.
О чём нравится писать, что хочется сказать стихами, донести через стихи? Можно назвать стихи своеобразными носителями информации и что тогда считать кодом для расшифровки её?
Александр:
Сочинять просто нравиться, тема не имеет значения. Я уже говорил, что мне по душе складывать слова, как ребёнку – кубики, и смотреть, что из этого получится. А донести через стихи и передать читателю мне хочется настроение, хотя мне ближе стихи сюжетные или, пронизанные от и до одним мотивом. Стихи, представляющие из себя ассорти не связанных между собой умозрительных фраз, для меня интересны, но скучноваты, т. к. лишены живого тепла. Донести настроение простыми фразами, без нарочитой игры слов, так, чтобы твои строки не забылись по прочтении, это и есть, в моём понимании, высший поэтический пилотаж. Разумеется, любое стихотворение, в большей или меньшей степени, является носителем информации и кодом для её расшифровки является собственное подсознание, напоминающее уже свершившееся и забытое или дающее надежду на несостоявшееся, но ожидаемое.
Лилианна:
Очень часто бывает так, что читатели проникаются теми стихами, к которым автор сам достаточно равнодушен и наоборот упорно не замечают те стихи, где души и сути вложено по максимуму – с Вашими такое бывает или нет привычки делить стихи на любимчиков и так?
Александр:
У меня не случалось расхождения собственного восприятия своих стихов с читательским мнением о них и их читательской оценкой. Это, скорее всего, происходит оттого, что души и сути я вкладываю в любое стихотворение ровно столько, сколько у меня есть и того, и другого. Расхождения бывают в деталях, иногда приходится соглашаться и вносить коррективы, но тем интереснее процесс создания. Случается, что я не могу самостоятельно дать произведению оценку и тогда я размещаю его денька на два-три и смотрю на реакцию читателей, после чего удаляю, правлю или оставляю без изменений, в зависимости от этой реакции. Те стихотворения, которые я оставляю в Интернете дороги мне одинаково.
Лилианна:
Александр, я благодарна Вам за удивительно стройную, строгую и внятную беседу, от которой сама получила большое удовольствие и которую читатели Гостиной – я уверена – непременно прочтут с интересом. Добрых и светлых Вам дней, целей и успешного их достижения, пусть финальным аккордом будет Ваше стихотворение то, от которого Вам самому светло.
Александр:
Спасибо, Лилианна. Пусть будет последнее – младшенькое.
Японское
Пренебреги прощальными кругами,
лети, птенец из рода Оригами,
крылом бумажным синеву кромсай;
теснó гнездо на дереве-бонсай.
Под сакурой охотник узкоглазый
прищурился, прицелился, промазал,
махнул рукой, сказал япона-мать,
и вдругорядь уже не стал стрелять.
Лети повыше, времена жестоки;
используй восходящие потоки,
потокам нисходящим веры нет.
На стапеле, из утренних газет
уже заложен новенький кораблик
и мы с тобою встретимся, журавлик;
меня легко узнаешь по саке
в одной руке и во второй руке.
P.S.
Лилианна:
Всегда жаль ставить точку, но точка эта всего лишь завершает очередной томик, а потому – до новых встреч, дорогие Читатели.
© «Verbatim» (Поэтическая Гостиная), Июль, 2010
|
